Этот добрый жестокий мир - [ сборник ]

Возле дороги Макаров с Гайдуком заспорили — переходить или ну ее на фиг. Гайдук опять вспомнил, что он в ответе за сына, а Макаров — что он хозяин компаса. Пока ругались, Гришка улизнул, и пришлось бежать за ним с криками через дорогу. Пацаненок проскочил между машинами без проблем, а старшие чуть навеки на том шоссе не остались.

— Ну и что? — философски спросил Гайдук. — Ну и куда нас эта хреновина завела?

Стрелка, из тускло-красной ставшая почти огненной, трепетала и указывала на тропинку между двумя земельными владениями, каждое из которых имело свой забор. Пространство между заборами было не шире метра, заросло крапивой и полынью, тропинка имела в ширину сантиметров пятнадцать — как раз для ребенка.

— Столько прошли — еще немного пройдем, — решил Макаров.

Они оказались на лужайке. И вот ведь чудо — пока шли, было тихо, ступили на лужайку — сразу услышали голоса и музыку.

Там собралось маленькое общество. Сидели за столом люди, негромко пели хором песню из тех, что по телевизору не показывают. В сторонке стояла у куста девушка в длинном голубом платье и кружевной косынке. И та же девушка была на картине — эту картину, стоявшую на мольберте, писала женщина. Гайдук с Макаровым видели ее спину, завязки длинного холщового фартука, каштановые волосы, собранные на затылке в узел и заколотые жасминовой веточкой, руку с палитрой. Тут же играли дети, строили из больших разноцветных кубиков замок, прилаживали к стене флажки. Малыш на трехколесном велосипеде нарезал круги по краю лужайки и визжал от неземного восторга.

Художница повернулась и посмотрела на нежданных гостей со спокойным любопытством.

Макаров уставился на девушку, Гайдук — на художницу. И обоим казалось, будто они попали в сон, и то не свой, а сон какого-то чужого человека, знать не знающего про окраину и окраинные нравы. Лица женщин были чисты и правильны настолько, что даже непонятно — как с ними, с такими, разговаривать, на каком языке?

Нужно было сказать что-то хорошее, приветливое, соответствующее миру лужайки, лицам этих людей, песне и картине. Макаров с Витькой вздохнули и дружно прошептали:

— Блин…

Гришка обернулся и взглянул на них озадаченно. Естественно, во дворе и дома он всяких слов наслушался, как же иначе, не должен был бы удивляться. Но во взгляде пацаненка была тревога. Как если бы взрослый, глядя на детей, забеспокоился: не натворят ли чего дурацкого в приличном обществе?

— Тебе интересно? — спросила Гришку художница, и он побежал к мольберту, раскинув руки, почти полетел.

— Гришак! — крикнул Витька. Но сын его явно не услышал, да и люди на лужайке — тоже. Сын уже стоял у мольберта, уже хватался за толстые и тонкие кисти, уже задавал свой миллион вопросов, и художница отвечала, причем использовала слова, которых Гайдук с Макаровым отродясь не слыхали. Но Гришка откуда-то эти слова знал — не переспрашивал, сам их выговаривал очень четко.

Один из мужчин, сидевших за столом, поднялся, подошел к мольберту, опустился на корточки. И он тоже заговорил с Гришкой, негромко и спокойно, улыбаясь, как родному.

— Что за хрень?.. — бормотал Макаров. — Нет, ты мне скажи, что за хрень?!

— Суки, отдайте ребенка! — заорал Гайдук.

Видимо, голос все же пробился к тем, что на лужайке. Мужчина выпрямился и посмотрел Гайдуку прямо в глаза.

Взгляд был говорящий.

— Чудак ты, право, зачем так вопить, я же все понимаю, — сказал этот взгляд. — А вот кулаки сжимать и на драку настраиваться не надо. У меня кулаки не хуже.

— Отдайте ребенка! — повторил Гайдук уже чуть потише.

— Его никто не держит. Приходи и забирай.

Витька сделал шаг и другой. Вдруг ему стало сильно не по себе — как будто он, вывалявшись в грязной луже, приперся домой, где жена Настя с тещей только что совершили ежеквартальную генеральную уборку.

— Вы это… можно к вам?.. — неуверенно спросил он.

— Конечно, можно, — ответила художница. — Если у вас компас…

— Это мой компас, блин! — вмешался Макаров. — Это я его купил!

— Эти компасы не продаются. Похоже, он к вам случайно попал, — сказала художница.

— Или Мартин послал компас мальчику, — возразил мужчина, уже вслух. — Другого способа, наверно, не было.

— Я его купил, — твердил Макаров. — Купил я его, блин!

— Чего это тебя заколодило, Сань? — спросил сильно удивленный Витька.

— Мой компас. А они его отнимут.

Такие приступы любви к собственности с Макаровым и раньше случались — мог на складе сцепиться с грузчиками, стянувшими у него пару сигарет из пачки. Но тогда Витька только посмей-вался над соседской придурью, а сейчас ему стало стыдно. Так стыдно, что вся кровь, сколько ее по телу гуляет, в щеки бросилась.

— Сколько ты за него заплатил, идиот?! — заорал Гайдук. — Ну, сколько? Я его у тебя покупаю! Для Гришки! На хрена он тебе сдался?! Дурак я — раньше надо было купить!

Он полез в карман, вытащил мятые банкноты и горсть мелочи.

— Ему красная цена — полсотни! На, вот сотня — и кончай дурковать! Перёд людьми не позорься!

Макаров взял банкноты, не считая, и отвернулся. Перед ним была тропинка и тянула его прочь от лужайки.

— Там гораздо больше сотни, — сказал мужчина. — Гораздо больше.

— Ну и хрен с ними. Для ребенка же… — тут Витька обратил внимание, что другие малыши, оставив свой замок, подошли к мольберту. — Ну, для детишек… Пусть играют, жалко, что ли?

— Хорошо, — ответила художница. — Это по-всякому начинается, можно и так… Иди к нам, хороший человек. Своим мы всегда рады.

— Может, Мартин ему компас посылал? — неуверенно спросил мужчина.

— Какая разница, Леша. Дай-ка компас, Гришенька…

Художница покрутила шпенек, нажала на кнопку, которой Макаров с Витькой не заметили. Стрелка успокоилась, огненно-алый цвет угас, теперь южный кончик был обыкновенным, тусклокрасным.

Гайдук осторожно шел по лужайке. Гришка догнал его и ухватился за руку. Люди за столом улыбались.

— Еще два метра, — сказал высокий старик. — Плюс два метра к радиусу, ребята.

— И плюс метр к высоте купола, — добавил рыжий парнишка. — Мы обгоняем всех! Ты что умеешь?

— У меня руки не из… — Витька осекся. — Ну, в общем, правильным концом вставлены. Все, что по дому… и мотор разобрать могу… и проводку!..

— А мечтаешь о чем? — осведомился старик.

— Мечтаю?! — тут у Витьки прямо дыхание перехватило. — Я?! Ну, я… я бы по компьютерной части хотел, только там ведь учиться надо, курсы какие-то…

— Курсы мы тебе подберем. Еще?

— Еще?!

— Не тормоши его, Данилыч, он еще не опомнился. Сам знаешь — трудно, когда с вонючей помойки попадаешь в цветущий сад. Все время боишься — сейчас отнимут. Очень трудно перестать огрызаться и поверить, очень… помнишь?..

— Да все я помню. Ну что же — теперь ты почти наш. Остался только испытательный срок.

Говорят, его можно встретить на закате между Девичьей башней и Карловскими воротами. Он похож на сумасшедшего — на обыкновенного городского сумасшедшего. У него длинные русые волосы, жесткими кольцами падающие на плечи, кожаный ремешок с бусинами, не дающий им падать на лоб, лет с виду — около тридцати. Через плечо перекинут ремень лотка. Когда-то такие лоточники бродили по всему городу, ведя торговлю вразнос, теперь он один остался.

На лотке — это продолговатая коробка с бортами шестьдесят на сорок или вроде того, чтобы ее таскать, нужна особая ловкость — разложена всякая дребедень. Там старые пуговицы и пряжки от ремней, матросских и солдатских, потертые галуны от мундиров, ложки — деревянные и под серебро, складные ножи, у которых хорошо если одно лезвие рабочее, обкуренные трубки и табакерки всех видов и размеров. Свисают с лотка и крученые веревочки — от железных кругляшков, которые следует носить на шее.

Часто рядом с ним можно увидеть старую женщину, малость не в своем уме.

— Отдай Настю! Отдай Гришку! Я же знаю — ты их спрятал! — кричит она и отвратительно ругается. Но он, не обращая особого внимания, только отходит в сторонку.

Если спросить прохожих, часто бывающих в Старом городе, то скажут: не одно десятилетие (возможно, и не одно столетие) чудак бродит по узким улицам, предлагая всю эту рухлядь людям, которым она совершенно не нужна. Это честный ответ — им так кажется.

Умные люди проходят мимо, не останавливаясь, не прислушиваясь и не оборачиваясь.

Но иногда чудаку везет — навстречу попадается тот, кто ему нужен.

И вскоре один из куполов, разбросанных по всей Земле, становится чуть шире и чуть выше…

ИГОРЬ БЕРЕСНЕВ

ФОНТАНЫ ЭНЦЕЛАДА

Картина за иллюминатором завораживала. Здесь, вблизи, Сатурн вовсе не выглядел шариком. Желто-полосатая стена его заслоняла добрую треть обзора. А другую треть, нижнюю, загораживали подсвеченные лучами солнца, кажущиеся плотными — твердыми! — кольца. Кораблик полз между этих двух плоскостей, словно мушка, угодившая в громадную коробку. Айша знала, что десятки тысяч километров отделяют их от верхней кромки облаков, но разум отказывался соглашаться. Казалось — планета рядом, чуть-чуть, и они свалятся на нее.